«НЕ ХОЧУ ПОДЧИНЯТЬСЯ ЭТОЙ ПАРШИВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ»

Проект реализуется победителем конкурса "Общее дело" благотворительной программы  "Эффективная                  филантропия" Благотворительного фонда Владимира  Потанина                                                                                                                                                                                                                                                              

 

 

Александр СОКОЛОВ:

«НЕ ХОЧУ ПОДЧИНЯТЬСЯ ЭТОЙ ПАРШИВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ»

В интервью Виталию Пацюкову, известному искусствоведу и журналисту, Александр Соколов рассказал о том, почему на Западе его работы понимают и воспринимают лучше, чем в России

В. Пацюков: Ты напоминаешь мне художника-авангардиста, который оказался на необитаемом острове и превратился в Робинзона Крузо. Но в отличие от английского Робинзона, ты сознательно обратился к такому творческому методу, в котором не применяются современные технологии, а все объекты создаются как будто бы впервые в истории.

А. Соколов: Наша жизнь в России очень сюрреалистична. Она полна заблуждений и обмана, в которых мы доверчиво существуем. К вечеру мы распознаем обман, но каждое утро, как дети, вновь просыпаемся полные доверия.

Наше сознание в определенной мере многослойно. И я стараюсь убрать верхние слои, то есть слюнявые клише и шаблоны, и добраться до первоисточников нашего бытия, определить его основные контуры.

Еще Борис Пастернак сказал: «Во всем мне хочется дойти до самой сути».

Ты сравнил меня с Робинзоном Крузо, и я думаю, что это очень точное сравнение.

Я выстраиваю свой мир из простейших материалов: из дерева, камня, металла, других простых элементов, и я на самом деле являюсь одним из Робинзонов, вполне сознательно выбрав эту роль.

Я не хочу подчиняться этой паршивой цивилизации, где правят ложь и обман. Я хочу служить первоначальным истинам, вернуться к тому состоянию, когда человек непосредственно соприкасался с небом и землей.

В. Пацюков: Ты принадлежишь к поколению, сформировавшемуся в начале семидесятых. Это было время триумфа соц-арта, время рефлексии на социалистическую культуру. Но твои корни глубже, они уходят в шестидесятые, в более раннюю стадию альтернативного искусства, в то время, когда метафизика парадоксальным образом находилась в связи с поп-артом, правда, вывернутая наизнанку.

А. Соколов: Я в самом деле не имел никакого отношения к соц-арту. Всю жизнь я всячески стремился избегать соприкосновения с так называемой «социалистической культурой», старался держаться от нее подальше.

И если все же в моих работах можно обнаружить совершенно определенные социальные моменты, то это продиктовано исключительно моим гражданским чувством — я же все-таки здесь живу и не могу молчать.

Но это не имеет ничего общего с соц-артом: я не эксплуатирую социалистическую символику как самоцель. Когда в прошлом году танки вошли в Вильнюс, я сделал объект «Серп и молот», в котором использовал советскую символику, понимая, что в истории культуры это, возможно, уже пятнадцатый «серп и молот», но для меня они были единственные. Они просто дали мне возможность выразить свой протест против насилия и тоталитаризма.

Социалистическая культура по сути своей барочна, она презентирует себя через символику барочных образов, которые имитируют жизнь, а порой в своих излишествах даже эту жизнь подменяют.

Я же, напротив, стремлюсь к простоте, к простым материалам, к необработанным поверхностям, к иероглифическим знакам, к метафизике объекта, к обнаружению Вечного.

И в то же время я вырос в этой культурной среде, в ней прошли мои детство и юность, и я не могу до сих пор освободиться от ее влияния, хотя все мое творчество направлено на его преодоление. Мой каждый шаг пережит и выстрадан. И я не могу отойти от сюжетов, которые рождаются в контексте этой культуры, она проникает в существо моих работ, поэтому в каждой из них есть сюжет, литературное начало.

В. Пацюков: Твои композиции пронизаны мифологией, а сам миф всегда имеет литературную основу. Его можно рассказать, как говорил Леви-Стросс.

А. Соколов: Поэтому, наверное, чисто формальный творческий процесс мне неинтересен. Я создаю свою мифологию, нечто фантастическое, и в связи с этим мне необходим импульс, который дает заложенное в мифе сочетание эстетики и жизни.

Другое дело, может ли зритель правильно прочитать мои сюжеты? Я сделал непрерывный календарь Мельхиседека, в котором хотел показать, что все в мире является быстро проходящим, что день означает больше, чем сегодня или вчера, что день — это вечное завтра. Что из себя представляет человеческая жизнь в рамках истории? Одна вспышка, частица секунды. Истина познается только через вечность.

Кто-то хотел бы видеть в моем календаре пародию на советскую бюрократию, но в нем заложен совсем другой механизм — метафизика, а не эмпирика, лежащая на поверхности.

Или возьмем, к примеру, композицию «Говорите громче!» В истории культуры часто обращались к проблеме тишины в общечеловеческом контексте, мой же слуховой аппарат, в действительности, обращен к тишине камня.

Как каменная плита хранит в себе священные письмена, фиксирует таинственные окаменевшие знаки — и все это остается в ней навечно, так и

наш голос трансформируется для человечества в немоту как в нечто таинственное и абсурдное.

Здесь проступает другая сторона моего характера — склонность к иронии. Она присутствует практически в каждой моей работе.

В. Пацюков: Ирония дает тебе возможность преодолеть ограничения и рамки официальной «серьезной» правды и перейти на универсальный язык?

А. Соколов: Да, она нужна для того, чтобы вырваться из реальности, в которой мы живем, и чтобы распознать ее абсурдность. Ирония позволяет создавать многослойные композиция, в которых мысли, находя свое пространственное воплощение, становятся явными именно в тот момент, когда начинаешь дергать за ниточки этой самой иронии.

Ирония — это демонстрация против однажды раз и навсегда воздвигнутого стереотипа.

В. Пацюков: Однако мотив протеста просматривается также и в используемых тобой материалах, в конструкции самих вещей?

А. Соколов: Действительно, мотив протеста проявляется у меня в зашифрованной форме, в технологии, в организации пластической структуры, в парадоксальности конструкции. Меня не интересует внешнее раскрытие протеста в его буквальном физическом воплощения, как это происходит, например, у Эрнста Неизвестного.

Свой протест я выражаю через столкновение материалов — металла и камня, веревки и дерева, путем их сращивания, взаимного удерживания, создающего впечатление притягивания друг к другу и одновременно отталкивания

друг от друга.

Это и есть столкновение сущностей и, следовательно, выражение социальных аспектов жизни. И когда мне удается это передать, то работа доставляет истинное удовольствие.

В. Пацюков: И все-таки твоё творчество закономерно обязано своим развитием нашему жизненному пространству, с его абсурдностью и

архаичностью. Чтобы его понять, требуется особая рефлексия, особый угол зрения. Что ты думаешь по этому поводу?

А. Соколов: Я полагаю, что то, что я делаю, могло возникнуть только здесь, в России. Здесь преодолевается территориальная проблема — она вырастает до масштабов Вселенной.

Мое стремление изобразить взаимоотношение материалов как конфликт, мое обращение к изначальным элементам и к Вечности выросли именно

из скованности, напряженности нашего духовного пространства, из духовной узости России.

Как раз благодаря ограничениям и рамкам, в которые нас поставили, духовная зажатость и абсурдность русского бытия заставляют осознавать необходимость другого пространства — свободного и широко открытого. Мой путь ведет из тесноты и принуждения через их преодоление к свободному развитию.

При этом данная эволюция является для меня естественно-нормальной, генетически заложенной принадлежностью к российской духовной традиции.

Однако мои скульптуры получили в России весьма негативную оценку, на них никто не обращал внимания. И я подумал, что, возможно, человек с западной моделью сознания лучше поймет заложенную в них проблематику.

Когда находишься в колыбели, то кто-то извне должен заставить ее качаться. При этом речь идет не просто о западной точке зрения, а о таком взгляде, который способен объединить Запад и Восток, осознанно соединить нашу проблематику с общечеловеческой, который способен на выработку общей точки зрения.

В моей мастерской побывали англичане, американцы и французы. Однако я был убежден в том, что только немец, то есть носитель немецкого менталитета, которому понятны проблемы восточной культуры, может проявить интерес к моим работам. И я оказался прав.

Господин Новотны как архитектор, который отлично разбирается в механике конструкции, был со своим целостным взглядом на произведение искусства первым человеком, который точно распознал особенности моего творческого метода.

В. Пацюков: Но здесь свою определенную роль сыграл еще и тот факт, что Новотны по жизни очень интересуется архаической культурой. Хотя именно в этом и есть лишнее подтверждение того, что русская и немецкая культуры очень близки друг другу на уровне глубинных истоков. Думаю, ты с этим согласишься.

А. Соколов: Я убежден в том, что в русской и немецкой культурах есть точки пересечения. И в первую очередь, на том уровне, где раскрывается первоначальный взгляд на то или иное явление, где становятся очевидными его первопричины.

Уже в юности меня не особенно трогало знакомство со всемогущим итальянским Ренессансом. Как скульптор я никоим образом не был связан и с роденовской традицией.

Но меня совершенно завораживал северный, немецкий Ренессанс. Когда в 1957 году в Москве были показаны сокровища Дрезденской галереи, наиболее сильное впечатление на меня произвела не Сикстинская мадонна, а портреты Гольбейна — их собранность и монументальность.

Меня интересует явление в целом, а не отдельные формы его проявления. Может быт поэтому я являюсь почитателем Бориса Пастернака, чья поэзия сопровождает меня всю мою жизнь. Его стихи о самом существенном, главном. И я стремлюсь следовать его принципам: «Цель творчества — самоотдача, а не шумиха, не успех».

И совершенно не случайно, как я думаю, Пастернак учился в Магдебургском университете и был очень тесно связан с немецкой культурой. Другими словами, я очень надеюсь на понимание и на диалог с носителями немецкого образа мыслей и чувств.

(Из Каталога персональной выставки Александра Соколова в Художественно-историческом музее Оснабрюка. Германия, 15 ноября 1991-12 января 1992 года. Перевод с немецкого)

Альбом Александра СОКОЛОВА. Галерея «Манеж», Москва, 1999

Редакция сайта ОМС благодарит Людмилу БОГУСЛАВСКУЮ за предоставленные материалы

                                          

Наш адрес

г. Москва, Староватутинский проезд, д. 12, стр. 3

Наш E-mail: kamardinaoms@mail.ru

Наши контакты

Секретарь правления секции скульптуры МСХ и ОМС
М.А. Камардина 8 (916) 806-78-21
Приемные дни: понедельник — среда, с 10.00 до 18.00

Секретарь дирекции ОМС
Н.А. Кровякова 8 (495) 472-51-51

Редактор сайта ОМС
М.А. Камардина 8 (916) 806-78-21

Поиск